Грех и благодеяния человека, их влияния на судьбы мира

«У дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт.4:8)

«Чтобы насильно душу сделать любящей, Бог должен был бы отнять у нее свободу, т.е. сам должен был бы перестать быть любящим. Но, будучи Любовью, Он не уничтожает ничьей свободы, и потому тех, которые по своему усмотрению отступают от Него, Он подвергает отлучению от Себя, которое сами они избрали»

                                                                                           Флоренский Павел, священник[1]

Тема о роли личности в истории всегда актуальна, хотя за минувшие тысячелетия единой точки зрения и в этом вопросе не образовалось. Согласно философии исторического материализма, например, человек зависим от детерминированных событий, должных произойти в силу объективных социальных законов. Хотя, как считается, сама же общественная среда порождает периодически лиц, выступающих двигателями этого процесса. По другим теориям, человеку не дано и этого, он лишь слепое орудие внешних стихий. Напротив, с третьей точки зрения, нет ничего недоступного и невозможного для человека, поскольку «люди, как боги».

Правда, это состояние абсолютной уверенности в свои силы достигается лишь путем полного отрицания Христа. Бог, уверены атеисты, нужен лишь для толпы, для народа. Да и то, что они «называют Богом, не есть Бог». Атеист создает «свой» мир, где уже не Творец, а он сам – полновластный господин. В реальный мир такой «властитель» вторгаться не рискует – ведь там действуют не его, а божественные законы, «монастырь-то чужой и уставов наших там знать не хотят»[2]. Но зато в своей выдуманной реальности ничто атеиста не останавливает…

Но даже самые оптимистические ожидания не раскрывают и тысячной доли той славы, которая изначально была уготована человеку с момента его сотворения, и того, что ему еще предстоит свершить по Божьему предопределению. Хотя уже библейские строки: «Одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть» (Рим.5:12), но и «дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествует для многих» (Рим.5:15) могли бы приоткрыть для нас эту тайну.

I.

Однако, привычно дробя в своем сознании вечность на минуты и ограничивая бесконечность видимыми горизонтами, мы не в состоянии понять ни последствий наших неблаговидных поступков, ни награды, ожидающей праведника. Будем откровенны: грех для нас не более, чем естественное проявление нашего «я», иногда – своеволие, а когда и легкомыслие, имеющие в целом локальное значение для самого согрешившего, в крайнем случае, для некоторых его близких. Но и награда тем, кто выбрал не земные забавы, а «жизнь будущего века», в нашем понимании немногим отличается по своему существу. Слова: «Скорбный путь привременныя жизни богоугодно пройдем и Царствия Божия достигнем»[3] для нас облечены в форму времени. Царствие Небесное ассоциируется, как правило, с неким завершающим этапом нашего пути, тем конечным подарком, который уготован смиренным и искренне верующим в Бога людям.

Едва ли, однако, можно полагать, что это так. Да, безусловно, «схождение Бога Слова к человеку произошло ради того, чтобы разумное начало души было освобождено от неразумного рабства страстей, а отнятая врагом власть вновь дарована человеку, чтобы он, освободившись от многих страстей и стяжав отдохновение, мог мужественно противостоять греху и в чистоте служить живому Богу»[4]. Но очевидно, что Христос вочеловечился не только для того, чтобы Своей кровью, обильно стекавшей с Креста на Голгофе, «обновить растлевшее грехом естество наше»[5]. Ведь искупление греха еще не восстанавливает в полном объеме истинную природу человека. Господь указал путь спасения, но не «вручил» нам его само. Искупленный Христом человек не стал еще даже «новым Адамом», каким тот был до грехопадения. Но и наш Прародитель, которого Господь сотворил господином всей земли и всего животного мира, был еще несовершенен.

Как следует из отдельных строк Писания и отрывочных повествований Предания, Адаму с Евой была уготована куда более высокая участь в Божественном миротворении, чем пребывание в Раю, который никак не может быть отождествлен с Царствием Небесным. Она не раскрыта в деталях, но даже из известного нам следует, что в Раю наш Прародитель также, как мы сейчас на земле, должен был пройти свой путь обожения, основанный на отказе от собственной «свободной» воли путем исполнения Первозакона. Очевидно, его соединенность с Богом еще не являлась абсолютной, если основывалась на элементе веры, которая есть «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11:1). Значит, и Праотцу что-то еще было невидимо и неведомо. Поэтому запрет на яблоко с древа познания добра и зла явился проверкой на то, что возобладает в человеке: любовь и доверие к Богу или свое желание[6].

На примере грехопадения легко убедиться в том, что собственная воля человека никогда не была самодостаточной и совершенной. Как известно, вывод о том, что, вкусив яблоко и нарушив Божественный запрет, Ева получит разом то, что обещает Творец в будущем, не родилась сама по себе в ее голове, она была нашептана сатаной, принявшего облик змея (Быт.3:5). Ева лишь сделала выбор, увы, роковой.

Равно как и любовь человеческая, пока она не воссоединилась с любовью Божественной, не слилась с ней на подобие той Любви, которую являет Святая Троица – нераздельная и неразлучная, творящая мир, не является абсолютной.  Так возлюбил Бог мир и человека, что Сына Своего принес в жертву, отдал на смерть (Ин.3:16). А чем готов пожертвовать человек? В качестве очевидного ответа вполне уместна ироничная реплика классика русской литературы: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить». Да и «с чего это непременно изобразили, что человеку надо непременно благоразумно-выгодного хотения? Человеку надо одного только – самостоятельного хотения, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела»[7].

Когда сегодня мы с неимоверной легкостью нарушаем божественные заповеди по принципу: «Мне видней, ведь я же не враг самому себе», то идем все по тому же пагубному пути. С той лишь разницей, что наши Праотцы были близ Бога и Его благодать даровала им то, что на земле доступно (да и то лишь в отдаленной степени) некоторым праведникам, а мы утратили и это. Господь говорил с благочестивым Моисеем «лицом к лицу, как бы говорил кто с другом своим» (Исх.33:11). В то время как все его соплеменники не были допущены даже отдаленно к месту встречи Бога с Моисеем, поскольку приняли бы смерть (Исх.19:12). Но и ему не дано было видеть Его лицо и остаться после этого живым (Исх. 33:18, 22). А вот первый человекоубийца, Каин, был удостоен этого счастья (Быт.4:6-15). Насколько же мы низко пали, если даже это сравнение – не в нашу пользу…

«Гордыня человеческая, — подметил один писатель, -– это насколько душа человеческая от своего божественного замысла отличается»[8]. И на примере Евы мы видим, как эти слова точны. Она не только поверила не Богу, а змею и посчитала, будто Господь обманывает их с мужем, но захотела стать выше своего предназначения (Быт.18), т.е. открыто пошла против воли Создателя, пожелав изменить закон, данный Творцом. «Ева, вожделев быть богом, что обещал ей змий, срывает запрещенный плод и вкушает тайно от мужа своего, а потом дает и мужу». Для чего «она поспешила вкусить прежде мужа»? Для того, чтобы «стать главой того, кто был ее главой, соделаться повелительницей того, от кого должна была принимать повеления, явиться по божеству старее того, пред кем моложе по человечеству. Когда ж вкусила и не стала (таковой. – А.В.), тогда принесла плод и мужу своему, и многими просьбами убедила его вкусить»[9]. Убедившись в тщетности своих желаний и в том, что стала жертвой обмана, она не захотела оставаться единственной согрешившей, ей нужен был соучастник преступления, с которым Ева разделила бы свою вину. Как видим, грех изначально порождал только грех, и ничего более…

Греховное деяние Праотцов не только привело к искажению человеческой природы, но и нарушило Божественный замысел обо всем Космосе. Человек утратил господство над природой, и земля, которая еще вчера была совершенной (Быт.2:1), стала проклятой из-за него (Быт.3:17). Ева отныне должна была стать не помощником мужа, но его служанкой, а он – ее господином (Быт.3:16). Размножение человеческого рода, как оно было задумано на Предвечном Совете, через благодать, «безо всякого страстного волнения похоти и без трудностей и болезней деторождения; причем дети не сменяли бы умирающих родителей, в то время, как рождающие оставались бы в одном и том же состоянии»[10], сменилось болезненным деторождением через страсть: «В беззаконии зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя» (Пс.50:7). А страсть – «это жизнь гордыни»[11].

Адам и его потомки должны с того момента в поте лица своего добывать хлеб себе (Быт.3:19), поскольку отныне оказались не способными принимать ту духовную пищу, которой питались в Раю. Наконец, в мире появилась смерть, как следствие саморазрушения ранее бессмертного творения, произошедшее ни почему иному, как по его же воле (Быт.3:22). Ведь Адам знал, что, съев яблоко и нарушив Первозакон, он умрет (Быт.2:17). Но не поверил Богу. И умер…

Весьма показательно, что, по мнению богословов, манна небесная, которой Господь питал 40 лет Свой народ в пустыни, являлась аналогом духовной райской пищи[12]. И периодический отказ евреев от ее употребления, желание пищи иной, земной, мяса (Исх. 16:3), показывает, насколько низко пал человек, как он духовно развоплотился. Не предоставь Творец нам других возможностей существования, мы бы просто умерли от голода. Хотя духовный человек жив благодатью Божьей, которая, к примеру, 40 дней и ночей питала Моисея, когда тот находился возле Господа без пищи и воды (Исх.34:28).

Грех, как нечто противостоящее Божественному замыслу и Его творению, не есть «что-то», он – не-бытие, отрицание Бога. Даже сейчас, в материальном мире, смерть человека выглядит как уход из бытия, хотя бы только видимого. Что же говорить тогда о грехе?! «Грех есть коренное стремление «Я», которым «Я» утверждается в своей особенности, в своем отъединении и делает из себя единственную точку реальности. Грех есть то, что закрывает от «Я» всю реальность, ибо видеть реальность – это именно и значит выйти из себя и перенести свое «Я» в «не-Я», в другое, в зримое, т.е. полюбить»[13].

Творит исключительно любовь, грех лишь разрушает. И это качество следует распространить не только на первородный грех, а на любое отступление человека от воли Создателя. Поскольку же каждый человек – космос, то гибель, как и спасение каждого человека – мировое событие. Грехопадение каждого человека становится грехопадением всего мира, и грехопадение мира есть грехопадение человека[14].

«Все богодухновенное Писание было написано ради Богородицы», — сказал как-то святитель Григорий Палама (память 14 ноября)[15]. Но нет никаких сомнений в том, что оно написано также для каждого из нас, и ради только лишь одного человека Христос сошел бы с Небес, вочеловечился и вновь принял смертную казнь. Потому святые и радуются о каждом раскаявшемся на земле грешнике (Лк.15:7). Как божье творение, человек может оставаться самим собой и соответствовать своей природе, лишь будучи с Господом и близ Него. Любая попытка «освободиться», желание отыскать собственное «я» вне Христа, автоматически приводит к духовному самоубийству, акт которого нередко длится годами и десятилетиями, хотя может свершиться и мгновенно – все зависит от степени духовного падения человека и тяжести содеянного им греха.

II.

Каким бы малым ни казался в наших глазах грех, он – всегда разрушение Божьего мира. Поскольку же время – суть человеческая категория, и каждый миг впечатан в вечность, грех не исчезает после своего видимого завершения и даже смерти его делателя. Он навечно остается в мире, оскверняя собой божественное творение. Это – та «черная дыра», которая поглощает в себя окружающую материю и за счет процесса уничтожения всего и вся становится заметной все больше и больше. Так и грешный человек виден бесам именно по тому следу, который оставляет в жизни: когда он совершает грех, то убивает божественный Космос, сродняется с бесами, желающими заполучить его себе в рабство.

Это совсем не случайно, т.к. сами духи зла не способны поразить живую материю, для этих целей они соблазняют человека, обладающего невиданными даже для них способностями, и который может по свободе, дарованной ему Творцом, либо приумножать небесную красоту, либо уничтожать ее. Сам человек не является первоисточником зла, но лишь его покорным орудием, «исполнителем воли самого зла»[16]. Поэтому преподобный Ефрем Сирин (память 28 января) и говорит, обращаясь к каждому из нас: «Не будь секирой дьявола, посекающей плодоносные деревья»[17].

Не пребывание в рабстве у бесов предназначение человека. Он должен обожиться, для этого мы и причащаемся Христу через принятие Святых Даров, становимся с Ним одним телом и кровью, сродняемся с Ним. А Великим постом или еженедельно, по средам и пятницам, разделяем со Спасителем горечь предательства и беззаконного судилища, Его телесную боль и душевные страдания от нашей неблагодарности, безумия, от нахождения в темнице перед казнью.

Если даже всякий сомневающийся в Слове Божьем, неблагонадежен для Царствия Небесного (Лк.9:62), то что тогда можно сказать о грешнике, непокорном Богу?! Невозможность для него войти в Царствие Небесное обусловлена вовсе не тем, что Господь не желает его принять, а тем, что он сам не в состоянии вынести нахождения рядом с Христом. Когда Моисей после общения с Создателем сошел с горы Синай, «лице его стало сиять лучами оттого, что Бог говорил с ним», и все боялись подойти к нему (Исх.34:29,30). Кажется, такое же состояние было и у апостолов, присутствовавших при преображении Христа: они «пали на лица свои и сильно испугались» (Мф.15:6). Хотя перед тем 3 года ходили рядом с Ним, видели чудотворения и слушали Его проповеди. Что же говорить тогда о нас?! Мы просто ослепнем от блеска Его славы и потому добровольно выбираем ад, который нередко именуется как «мрак небытия», «царство мертвых», «преисподняя», «земля забвения», «неизведанная глубина», «геенна огненная», не отдавая себе отчет в том, что это — навечно[18].

Как свет есть явление реальности, так и грех в своем предельном развитии, в аде, есть тьма, беспросветность[19]. Полагают, что в зависимости от степени богоотступничества ад имеет свои глубины и уровни. Есть «тьма кромешная» (Мф.8:12), «геенна огненная» (Мф.5:22), «озеро огненное» (Откр.19:20), «тартар» (2 Петр. 2:4), «преисподняя» (Флп.2:10), место, где слышен «скрежет зубов» (Мф.13:42), особое место для «червя неусыпающего» (Мк.9:48) и даже «дальнейшие страны» (Еф.4:9)[20].

Нередко ад изображают как место страшных страданий, которым там подвергаются грешники. Но, очевидно, это не более чем символическое описание того неестественного и ужасающего состояния, которое добровольно выбирает человек, отвергнувший Бога. Отныне ему есть лишь одна дорога — к бесам, избравшим ту же участь, хотя и гораздо раньше него. Они все находятся в «не-бытии», т.е. в такой сфере, где, как им кажется, Бога нет. Это место, где они не могут лицезреть Его, единственно возможное для обитания сатаны и его ангелов. И хотя люди там – пришлые существа, но по собственному выбору обречены бессрочно находиться рядом с ними.

Впрочем, для полноты изложения скажем, что, если бесы и грешники не видят Бога, это еще не означает, что ад Ему недоступен. Ведь «не Бог есть в бытии, а, напротив, всякое бытие есть в Нем»[21]. «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин.1:5). Поэтому Христос имел власть не просто войти в ад, но и освободить из него праведников и тех, кто уверовал в Спасителя (Еф.4:8,9; 1 Петр.3:18,19).

Для бесов, очевидно, нет большей радости (впрочем, как и иных забот), чем пугать и страшить беззащитные перед их злобой души. Отсюда и крики ужаса, вырывающиеся из преисподней, о которых говорят святые. Наверное и наверняка, там, в аду, нет сковородок и спиртовок, на которых поджаривают грешников. Вероятнее всего, это лишь образы, которыми бесы пугают несчастных, беззащитных перед вечной атакой мрачной и бессильной злобы. Характерный эпизод на этот счет содержится в средневековой повести «Видение Тнугдала», где главному герою в момент отделения души от тела явились бесы, раздиравшие себе щеки когтями и издевательски предлагавшие внимательно посмотреть на них – ведь отныне они станут вечными товарищами Тнугдала по аду[22].

Лишь грех, прощенный Богом, перестает существовать в своем инобытии, но поскольку же грех рожден человеком, то и искупить его может лишь он сам, а не погубленные им земля и звери или соблазнившие его сатана и бесы. Покаяние пред Господом – единственный способ отречения от греха, вследствие которого он становится посторонним для человека, чуждым ему, удаляется от него, перестает быть частью его внутреннего содержания, переходит в прошлое, которое уже пережито, стирается из памяти Бога. Через покаяние грех утрачивает свою материальную связь с действительностью, которая держится лишь человеком, растворяется. Поскольку же слово «память» имеет значение «мысль», то вследствие покаяния грех перестает мыслиться Богом. А все, что Господь не «знает» и «не помнит», не существует, и самый след греха исчезает[23].

Разумеется, Господь мог бы одним Своим Словом стереть следы нашего отступничества, создав новый Космос и нового человека. Некоторый аналог этой возможной (хотя бы умозрительно) альтернативы раскрывают последние времена, когда велением Творца были явлены новые небо и земля (Откр.21:1). Но для этого нужно было бы покарать и стереть с лица земли нас, грешников. А Бог по любви Своей не желает нашего уничтожения, терпеливо ждет, когда мы раскаемся и, как блудный сын, придем к Нему. Чтобы тут же получить лучшее из всего того, что Отец имеет, и вместе с праведниками сесть за пиршественный стол (Лк.20-32).

III.

Нередко почему-то полагают, будто человек, предавший себя Богу, умерший для внешнего мира со всеми его сиюсекундными радостями и яркими соблазнами, являет законченный образ эгоцентрика, озабоченного лишь самим собой. «Что делает этот человек? Спасает душу». Понятно – он думает лишь о себе.

Именно так, к примеру, довольно поверхностно и глубоко ошибочно понимал монашество даже такой выдающийся человек, как И.С. Аксаков (1823-1886). «Я никак не могу себе представить не только апостола Павла, но и Петра и даже Иоанна на Афоне! Все аскетические подвиги афонских монахов душеспасения ради не стоят для меня слов одной простой женщины: она с удивительным самоотвержением ходила за одной отвратительной больной, полусумасшедшей, к которой была приставлена, с терпением, состраданием, нежностью поистине ангельскими, и только завидев монахов или монашенок, с некоторой даже завистью ворчала: «Господи, некогда-то мне своей душой, своим спасением заняться!»»[24].

Мнение лиц, публично заявлявших о вреде христианства, противопоставлявших веру в Бога науке, свободе, прогрессу, еще более категорично. Так, широкий интеллектуал и одновременно с тем глубоко несчастный в своем безверии английский философ Бертран Рассел (1872-1970) писал: «Мир располагает знанием, способным обеспечить счастье всем людям; главной преградой на пути использования этого знания является религиозное учение. Религия не позволяет нашим детям получить рациональное образование; религия препятствует нам в устранении коренных причин войны; религия запрещает нам проповедовать этику научного сотрудничества вместо старых и жестоких доктрин греха и наказания. Возможно, что человечество уже стоит на пороге золотого века; но если это так, то сначала необходимо убить дракона, охраняющего вод, и дракон этот – религия»[25].

Взамен, как видим, предлагают проявлять внешнее милосердие и благотворительность, согревая своим вниманием и заботой какое-то количество людей вокруг себя. Кто спорит, это – хорошо. Однако достаточно ли это для спасения человека?! Ведь наша молитва к Богу и даже добрые дела бессмысленны до тех пор, пока душа не очистилась от греха. «Всякий из нас, — писал святитель Григорий Палама, — когда испачкает руку пометом, не допускает себе пользоваться ею, прежде чем не вымоет ее. Примет ли Бог приносимое от нечистых тела и уст, если сначала мы не очистим себя? Грех, коварство, зависть, ненависть, алчность, предательство, постыдные помыслы и слова и последующие за ними грязные дела гораздо отвратительнее помета»[26].

А праведник, сопричастный Христу, спасает бесчисленное множество людей: «Стяжай Дух мирен и тогда вокруг тебя спасутся тысячи», — как говорил преподобный Серафим Саровский (память 19 июля). Мир вообще, как известно, стоит на трех (всего!) праведниках. А Церковь Христова спасает всех — ранее живших, сегодняшних людей, и будущие поколения. И «эгоизм» монаха-затворника, положившего свою жизнь ради собственного спасения, «неожиданно» оказывает благодеянием для всего человечества.

Об этом некогда писал К.Н. Леонтьев (1831-1891): «Если бы покойный старец Амвросий 25-летним юношей не думал бы исключительно о спасении своей души; если бы не вдохновлялся бы тогда тем, что я зову «загробным эгоизмом», а думал бы о том, чтобы улучшить земную жизнь другим, то из него вышел бы или гордый и раздраженный или пустой человек; но думая десятками лет лишь о своем спасении, он стал великим спасителем других, он многое множество других людей обращал, утешал, исправлял»[27]. И уже о себе: «Моя душа без меня в ад попадет. А Россия как обходилась без моего влияния до сих пор, так и впредь обойдется»[28].

Конечно же, и преподобный Амвросий Оптинский (память 27 июня), и К.Н. Леонтьев видели много дальше дерзких критиков исихазма. Они знали, что сами по себе поступки еще ничего не значат. Кто-то руководствуется принципом: «Всякое добро вернется к тебе». Другой — мыслью о том, что таким способом он проявляет уважение к личности человека. «Социалист» скажет, что благотворительность – лучший способ уравнять условия бытия и снять напряженность в обществе. А человек верующий произнесет: «Во славу Божию!». Разве помыслы можно уравнять внешним делом?!

Да и какие плоды дает наша «гуманитарная нравственность»? Нет ли в ней больше самолюбования, чем пользы для того, на кого обращается взор дарителя? Самолюбования, которое лишь углубляет пропасть гордыни в душе радетеля и, возможно, вообще бессмысленна. «Мы претендуем сами по себе, без помощи Божией, быть или очень добрыми, что, что еще ошибочнее, быть полезными. Но как быть уверенным в пользе не только всем, но и многим? Спасая одного, я может быть, причиняю вред кому-нибудь другому. Христианство мирит это легко именно тем, что, с одной стороны, не верит в прочность и постоянство автономных добродетелей наших, а с другой – долгое благоденствие и покой души считает вредным. Оскорбителю оно говорит: «Кайся: ты согрешил». Оскорбленному внушает: «Эта обида тебе полезна; рукой неправедного человека наказал тебя Бог; прости человеку и покайся перед Богом». А гуманность простая хочет стереть с лица земли эти полезные нам обиды, разорения и горести»[29].

Как известно, даже внешне благое дело может стать духовным пустоцветом, как жертва Богу от фарисеев, отнявших хлеб у отца и матери во имя этой высокой цели. А две лепты вдовы становятся залогом ее спасения (Мк.12; 41-43). Отсюда – вполне обоснованный и точный вывод: «Нравственность самочинная как у честных атеистов и т.п., ни малейшей цены для загробного спасения не имеет; она может быть для житейских сношений очень удобна и приятна, но освещения она не имеет никакого, она хороший белый хлеб, а не вынутая просвирка»[30].

В полном противоречии с широко распространенным мнением, будто бы человек – сам строитель собственного счастья, христианство учит иному: человек лишь тогда способен творить и создать нечто доброе, когда отдает свою волю Христу, как некогда Авраам доверился не своему отцовскому чувству, не понятиям о добре и зле, не разуму, а единственно Богу, потребовавшему предать в жертву единственного и столь желанного сына Исаака. С точки зрения этики, Авраам – величайший из преступников, он – сыноубийца, хотя одновременно с тем – несчастнейший из всех людей. Но тем не менее Авраам переступил через свою волю и все возможные этические границы, и Господь вменил ему его веру в праведность, поставив отцом бесчисленных народов (Быт.22:1-19). Отсюда С. Кьеркегор (1813-1855) вместе с Л. Шестовым (1866-1938) делают единственно возможный вывод из этой библейской истории: либо Бог выше всякой человеческой этики, либо Авраам погиб[31]. И в самом деле, нет ничего выше всеблагого Творца, все «человеческое» — тлен в сравнении с Ним.

Лишь тому, кто познал Бога, ведомо, что все благое, начиная с помыслов и заканчивая делами, творит Господь. «Все мы — лишь посредники в распределении принятых нами Божиих дарований, все – Божие, а собственно нам ничего не принадлежит»[32]. Если кто пророчествует, то не сам по себе, а Духом Святым (Ин.14:26). В дни испытаний, когда Апостолы предстали перед неверными, Святой Дух говорил их устами (Мф.10:20). «Даже» способность мыслить у нас – от Бога (2 Кор.3:5). И когда в человеке «живет Христос», по апостолу Павлу (Гал. 2:20), тогда не он пророчествует, но Дух Святой. Апостолы не сами по себе творили чудеса, но возвещали, «что Бог сотворил с ними и как отверз двери веры язычникам» (Деян.15:4). Христос совершенно недвусмысленно говорит, обращаясь к апостолу Петру: «Не плоть и кровь» открыли Его ученику, что Иисус есть Мессия, Христос, Сын Божий, но «Отец Мой, Сущий на небесах» (Мф.16:17).

Но и награда велика — предавшему себя Богу человеку открываются такие способности, о которых ранее и не слышал никто. Вечный и прекрасный пример являет Собой Пресвятая Богородица. Она — «имущая державу непобедимую»[33], «глубина необозримая и ангельскими очами»[34], Ею «обновляется тварь», Она — «всего мира очищение» и «образ воскресения»[35], «непоколебимый столп Церкви»[36].

Но и другие праведники являют яркие образы чудотворения: освобождают страждущих от нищеты, напастей, недуг и нужд различных[37], «хромым хождение и слепым прозрение» подают[38]. Исполняющий волю Господнюю становится Ангелом во плоти, дарует расслабленным и на одре лежащим исцеление, отгоняет от бесноватых людей духов злобы[39]. Но чтобы, по примеру преподобного Сергия Радонежского (память 5 июля), «в вечные кровы» взлететь, нужно твердо отречься от «воли своея»[40]. И тогда нашими руками Господь творит добро.

Святые – вовсе не слепые исполнители чужой (пусть и Высшей) воли, они – активные делатели, они – борцы и победители греха. Бог творит чудеса, но при их участии, основой которого является любовь и вера. Момент соединения Божественного всемогущества с человеческим «волевым безволием» покрыт тайной. Это можно ощутить лишь духовно, однако результат этого сотворчества неизменен: «Прикосновением руку твоею чудесно исцеляющая»[41].

Молитва человека, сопричастного Христу, преображает мир, поскольку в ней, соединившись с Богом в любви, просветленный Духом Святым, он творит вместе с Создателем. Человек наделяется Богом силой невероятной, силой могущественнейшей. Христос говорил об этом Своим Апостолам: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12). Обетование Божье – неизменно, и даже тень святых исцеляет, как показал пример апостола Петра (Деян.5:15).

IV.

Послушание, даруемое нам для спасения, у каждого из нас – свое, неповторимое. «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий всё во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор.12:4-11).

Мы знаем и верим, что «претерпевший до конца – спасется» (Мф.24:13), но и спасение у каждого из нас тоже разное в зависимости от степени обожения. Каждый спасенный предстоит Богу, но один ближе, другой – дальше. Как много мест в аду, так много обителей и в Царствии Небесном[42]. Ведь «в доме Отца Моего обителей много» (Ин.14:2).

Нет сомнений в том, что духовные дары, которые человек праведный и благочестивый приобрел в земной жизни, не остаются далее невостребованными. И личное спасение — лишь первый этап на пути дальнейшего соработничества человека с Богом. Каждый не только сам должен спастись, но и спасти собой прошлые и будущие поколения, это и есть главное «послушание» человека. Священное Писание прямо говорит о том, что между обожением человека и спасением его близких, равно как между грехом и его последствиями, лежит невидимая нам, но оттого не менее прочная причинно-следственная связь. Бог сохраняет правду и являет милость в тысячу родов, прощая их вины, преступления и грехи. Но вместе с тем не оставляет без наказания вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода (Исх.34:7).

Мы и сегодня можем без труда убедиться в этом: Господь открыто являет нам Своих праведников, которые принимают активнейшее участие в жизни всего человечества и каждого из нас — святых, наших заступников и ходатаев перед Ним. И мы с надеждой и верой припадаем в своих молениях к помощи духовных сил, а также великих божьих соработников: Пресвятой Богородицы, преподобного Сергия Радонежского, святой блаженной Матроны, святой блаженной Ксении, святителя Николая Мирликийского, великомученика и целителя Пантелеймона и тысяч, тысяч других святых, веря и видя, как их заступничество помогает нам.

Вера в «сверхдолжные» заслуги святых, которые спасают нас, грешников, родилась в Церкви очень и очень рано. Как считалось еще во времена Древней Церкви, мученик за Христа, перенесший тяжкие страдания за веру, тем самым приобретал как бы особые заслуги, избытком которых он мог поделиться и с теми, у кого их была нехватка. Мученик выдавал от себя «ходатайственную грамоту» (labellum pacis) к епископу той Церкви, членом которой состоял обратившийся за его помощью грешник, и архиерей с согласия клира и народа рассматривал это ходатайство. И хотя само прошение еще не предопределяло обязательное прощение грешника, его влияние его нельзя было недооценить[43].

Обычно полагают, что это учение характерно лишь для Римо-католической церкви – ничуть не бывало. Возможность смягчения покаяния для падших в силу заступничества мучеников признавалась и на Востоке. Например, ее нередко озвучивал священномученик Дионисий Александрийский (память 5 октября). Сохранился и такой отрывок из древнего послания: «Божественные мученики, которые ныне восседают вместе с Христом, причастны Его Царству, участвуют в суде Его и вместе с Ним выносят решения, — они вот взяли под защиту павших братьев, которым надлежало дать ответ в принесении (языческих. – А.В.)  жертв»[44].

Даже такой Отец Церкви, как Киприан Карфагенский (память 16 сентября), боровшийся со злоупотреблениями епископов, которые оказывались даже более благосклонными к падшим, чем сами мученики, настаивал лишь на том, что ходатайства мучеников должны быть тщательно взвешиваемы и соображаемы с обстоятельствами дела и со степенью раскаяния падших, и что последнее решительное слово о принятии их в Церковь все же принадлежит епископам[45].

Аналогичный обычай бытовал и в древней Армянской церкви – нередко с присущими людям перегибами и преувеличениями[46]. Не обошло это учение и Восточно-православную церковь, о чем можно судить хотя бы по «Житиям преподобного Василия Нового» (память 26 марта). Как свидетельствует Предание, он выкупал (дословно в тексте) у бесов свою помощницу Феодору, когда ее душа проходила мытарства, восполняя духовную «недостачу» из «казны» своих заслуг[47]. Или, к примеру, молитва мученику Трифону Апамейскому (память 1 февраля): «Ты испросил у Господа дар сей: аще кто в коей-либо нужде и печали своей призывати начнет святое имя твое, той да избавлен будет от всякого прилого злаго». За счет чего? Очевидно, за счет заслуг мученика Трифона.

Спасает человека и помогает ему, конечно же, Господь. И каким образом участие святых, к которым мы обращаемся с просьбой, проявляется в деле спасения – великая тайна, которая, наверное, откроется потом. Но оно есть, и, разумеется, весьма действенно. В качестве образца можно указать Богородицу Марию, Которая по великой своей святости удостоилась высшего дара – Самой спасать мир и людей. Несложно предположить, что это – тот идеал обожения, который Бог уготовил Своему высшему и любимому созданию, человеку. Вглядимся в удел Богородицы, как образец того пути воссоединения с Творцом, которым надлежит спасаться каждому из нас, и который прошла Она. «Как верно то, что Мариам есть благословенная в женах, то есть благословенная высочайшим благословением пред всеми женами, так же верно и то, что добродетель Ее есть высочайшая, чистейшая, совершеннейшая, хотя, впрочем, Она чиста и совершенна помощью того же Христа, Который сделался наградой Ее чистоты и совершенства»[48].

В конце концов, Она стала подобной Богу, Невестой Святой Троицы, неразделимой с Христом, а, следовательно, с Богом-Отцом и Святым Духом. На всех иконах Богородица изображается вместе с Младенцем. Мы молимся Ей, следовательно – молимся Ему. Они неразлучны – Мать и Дитя, хотя различимы, как и Лица Святой Троицы, нераздельные и неразлучные в Своей Любви. Она уже не ходатай перед Богом, а Его Сотворец.

Можно ли после этого примера говорить о том, что индивидуальное спасение каждого из нас – последняя стадия воссоединения человека с Богом?! Едва ли. И действительно, как учил преподобный Максим Исповедник (память 13 августа), первоначально человек по Божественному Замыслу должен был преодолеть раздвоенность ума, устремить свой ум и чувства к Богу и, достигая таким образом обожения, сообщать дарованную ему Богом благодать всем тварям земным. Затем человек должен был соединить Рай со всей землей, превратив в Рай всю землю. После человеку было поручено соединить Небо и землю, т.е. весь чувственный мир. А, перейдя границы чувственного и проникнув в мир сверчувственный, он должен был соединить в себе оба этих мира. Постепенно уподобляясь Богу, человек должен вручить Ему весь Космос, соединенный с его существом. И тогда Господь отдаст Себя всего целиком человеку, который по этому дару получит то, что Бог имеет по Своей природе. Так через человека и вместе с человеком произойдет обожение всего тварного мира, земного и духовного[49].

 Что будет после Второго Пришествия Христа, когда спасшиеся получат новое послушание? Этим вопросом задавались многие богословы, но, конечно же, «тайна будущего века» нам неведома. Мы можем лишь предположительно и предугадательно говорить о том «времени», когда времени уже не будет. И о том, каким станет Космос после воссоединения Человека и Мира с Богом. Возможно, даже грешники, ввергнутые на Страшном Суде в «тьму кромешную», будут прощены и приближены к Богу через преображение Космоса. Ведь богословы так и не смогли до сегодняшнего дня ответить на вопрос, где будет ад после того, как воцарится Христос? Святитель Василий Великий (память 1 января), например, полагал, что в час Страшного Суда грешники воскреснут на поругание себе и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость содеянных грехов. Это жесточайшее мучение – вечный стыд и вечный позор[50]. Но испытывать такое состояние возможно же и близ Бога, Который станет для грешников ярким Солнцем обличения, которое им недоступно видеть лицом к лицу, но возможно чувствовать через отдаленный и рассеянный Свет.

Не случайно же, блаженный Феодорит Кирский (386-466), в своих толкованиях на известные послания Апостола Павла (1 Эфес. 1:23; 1 Кор. 15: 25-28) говорил, что сейчас Бог пребывает во всем, так как Его естество неописанно, однако ж не всех, потому что есть злочестивые и беззаконные, а Бог пребывает в боящихся Его и уповающих на милость Его. Однако в жизни будущей, когда смерть исчезнет, греху не будет места и даровано будет бессмертие, Бог будет «всяческое во всем»[51].

****

«Не греши больше, чтобы не случилось с тобой чего хуже» (Ин.5:14) и «дерзай! вера твоя спасла тебя» (Мф.9:22)

---

[1]Флоренский Павел, священник. Столп и утверждение Истины. В 2 т. Т.1 (1). М., 1990. С.210, 211.

[2]Шестов Лев. Власть ключей (potestas clavium) // Шестов Лев. Сочинения. В 2 т. Т.1. М., 1993. С.21, 30, 35.

[3]Икос 11 Акафиста святой блаженной Матроне Московской

[4]Святитель Феолипт Филадельфийский. Аскетические творения. Послания. М., 2018. С.240.

[5]Молитва святителя Василия Великого

[6]Иванов В.И. Первозакон // Иванов В.И. Избранное. М., 2012. С.7,10.

[7]Розанов В.В. «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф.М. Достоевского. Опыт критического комментария. СПб., 1906. С.210, 211.

[8]Иванов А.И. Золото бунта. М., 2021. С.204.

[9]Преподобный Ефрем Сирин. Толкование на Книгу Бытия. Глава 3// азбука веры..

[10]Блаженный Августин. Толкование на Книгу Бытия. Книга IX. Глава III//Блаженный Августин. Творения. В 2 т. Т.2. СПб.-Киев, 1998. С.533.

[11]Иванов А.И. Золото бунта. С.301.

[12]Петров А.Е. Манна // Православная энциклопедия. Т.XLIII. М., 2016. С.354, 355.

[13]Флоренский Павел, священник. Столп и утверждение Истины. Т.1 (1). С.178.

[14]Франк С.Л. Непостижимое // Франк С.Л. Сочинения. М., 1990. С.542.

[15]Святитель Григорий Палама. Гомилии. Гомилия 41. Саратов, 2017. С.414.

[16]Франк С.Л. Непостижимое. С.541.

[17]Святой Ефрем Сирин. Творения. Т.2. М., 1993. С.208.

[18]Иванов М.С. Ад // Православная энциклопедия. Т.I. М., 2000. С.274.

[19]Флоренский Павел, священник. Столп и утверждение Истины. Т.1 (1). С.178.

[20]Святой Ефрем Сирин. Творения. Т.2. М., 1993. С.223.

[21]Франк С.Л. Непостижимое. С.454.

[22]Харман Дильшат. Чистилище святого Патрика. И другие легенды средневековой Ирландии. М., 2020. С.57.

[23]Флоренский Павел, священник. Столп и утверждение Истины. Т.1 (1). С.203, 220.

[24]Аксаков И.С. Письмо к О.А. Новиковой от 24 апреля 1882 г. о статье К.Н. Леонтьева «Пасха на Афонской горе» // «В.В. Розанов и К.Н. Леонтьев. Материалы неизданной книги «Литературные изгнанники. Переписка. Неопубликованные тексты. Статьи о К.Н. Леонтьеве. Комментарии». СПб., 2014. С.434.

[25]Рассел Бертран. Почему я не христианин. М., 1987. С.131.

[26]Святитель Григорий Палама. Гомилии. Гомилия 27 (25), произнесенная в Неделю Всех Святых. С.302.

[27]Леонтьев К.Н. Письмо А.А. Александрову, 23 октября 1891 г., Сергиев Посад // Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т.12 (3). СПб., 2021. С.228.

[28]Леонтьев К.Н. Письмо В.В. Розанову. 13 июня 1891 г. Оптина пустынь // Там же. С.136, 137.

[29]Леонтьев К.Н. О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике // Восток, Россия и славянство. Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872-1891). М., 1996. С.324.

[30]Леонтьев К.Н. «Письмо студенту Московского университета. Март, 1888. Оптина пустынь // Леонтьев К.Н. Избранные письма 1854-1891. СПб., 1993. С.343.

[31]Шестов Лев. Киргегард и экзистенциальная философия. М., 1992. С.43, 61.

[32]Святитель Николай Сербский (Велимирович). Библейские темы. М., 2005. С.122.

[33]Кондак 1 Акафиста Пресвятой Богородице

[34]Икос 1 Акафиста Пресвятой Богородице

[35]Икос 1, 3 и 7 Акафиста Пресвятой Богородице

[36]Икос 12 Акафиста Пресвятой Богородице

[37]Икос 10 Акафиста святителю Николаю Мирликийскому

[38]Икос 5 Акафиста преподобному Сергию Радонежскому

[39]Икос 1 и 5 Акафиста святой блаженной Матроне Московской

[40]Икос 8 и кондак 10 Акафиста преподобному Сергию Радонежскому

[41]Икос 7 Акафиста святой блаженной Ксении Петербургской

[42]Святой Ефрем Сирин. Творения. Т.2. С.225.

[43]Покровский А.И. Соборы Древней Церкви эпохи первых трех веков. Сергиев Посад, 1914. С.377-379.

[44]Евсевий Кесарийский. Церковная история. Книга VI, глава 42. М., 2001. С.293, 294.

[45]Суворов Н.С. Объем дисциплинарного суда и юрисдикции Церкви в период Вселенских соборов. Ярославль, 1884. С.34.

[46]Анненский Александр. История Армянской церкви (до XIX века). Кишинев, 1900. С.61.

[47]«Жития святых, на русском языке изложенных по руководству Четьи-Миней св. Дмитрия Ростовского». Книга 7. М., 1906. С.539-547.

[48]Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский. Слово в день Успения Пресвятой Богородицы. 1832 г. // Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский и Коломенский. Творения. М., 1994. С.158.

[49]Алипий (Кастальский-Бороздин), архимандрит; Исаия (Белов), архимандрит. Догматическое богословие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1999. С.223, 224.

[50]Святитель Василий Великий.  Творения. Часть 1. М., 1891. С.248.

[51]Блаженный Феодорит Кирский. Творения. Под ред. А.И. Сидорова // Библиотека Отцов и Учителей Церкви. М., 2003. С. 394-426..