Церковь и император в византийской и русской истории

От издателей.

Новая книга А.М.Величко продолжает серию его работ («Государственные идеалы России и Запада. Параллели правовых культур», «Христианство и социальный идеал: Философия, право и социология индустриального общества», «Философия русской государственности», «Нравственные и национальные основы права»), появившихся в предыдущие годы.

В настоящей работе не только рассматривается вопрос взаимоотношения Церкви и государства, но и акцентируется внимание на отдельных аспектах симфонического соединения политического и небесного союзов, как они проявились в истории Византии и России.

Книга снабжена большим историко-справочным материалом. Анализируются деяния Вселенских и Поместных Соборов, и на их основе рассматривается вопрос о церковно-властных прерогативах православных монархов. Отдельное место в книге посвящено вопросу о видах органов церковной власти и их компетенции в зависимости от содержания исторической эпохи и характера взаимоотношений политической власти и Церкви.
Книга предназначена для преподавателей, аспирантов, студентов юридических и исторических факультетов, а также всех, интересующихся историей Византии, России и Церкви.

Церковь и император в византийской и русской истории

Величко А.М.,
доктор юридических наук

Внимательный читатель не может не заметить, что при довольно многочисленной литературе по истории Церкви один вопрос практически не находит своего освещения, а именно: о земном главе Церкви.  Из нашей канонической и исторической литературы так и остается неясно, кому все же принадлежат высшие властные прерогативы во Вселенской Церкви?

Исключение составляют несколько работ, где содержатся далеко не безупречные выводы. Результат этот кажется неожиданным: ведь профессиональные историки Церкви и канонисты не могут не знать, что вопрос о том, кому может принадлежать высшая власть в церковном управлении, носит далеко не историко-теоретический интерес, что, именно основываясь на доктрине подчинения всех Церквей и самой политической власти Риму, возник папизм, породивший католический раскол. Более того, несложно установить, что вслед за этим предвосхищается и вопрос об оптимальном характере взаимоотношений между Церковью и государстве. Но, видимо, эти аспекты мало интересуют наших современников.
Между тем, как известно, некоторые публичные диспуты на эту тему уже возникали в конце XIX – начале XX в., когда в преддверии реформы церковного управления в России некоторые видные канонисты и правоведы затронули этот важнейший для Церкви и государства вопрос. Причем мнения, как это нередко бывает при обсуждении основополагающих проблем, кардинально разделились. Естественно, что ответ на поставленные вопросы искали в первую очередь в исторических традициях древней Церкви времен Византийской империи и православных канонах. Затем дискуссия прервалась, что было вызвано событиями революционных лет.
Но именно сегодня, когда законодательные ограничения прав Русской Православной Церкви со стороны государства, наконец, в значительной степени упразднены, когда встал вопрос о политическом идеале, который должен быть положен в основу нашего общественного развития, внутренней и внешней политики, эта тема приобретает актуальность. Ведь очевидно, что заявленный в тексте Конституции Российской Федерации идеологический плюрализм политической власти представляет собой не более, чем «время на обдумывание», поскольку ни одно государство мира не может существовать без четкой и определенной системы ценностей, культивируемых им. Казалось бы, чем не повод для того, чтобы поднять некоторые важнейшие темы?

Но, увы, наша православная публицистика, не говоря уже о так называемой «светской науке», нередко затрагивает какие угодно проблемы, даже ничтожные, но только не те, которые могут хотя бы косвенно свидетельствовать о ясно и четко выраженной общественной позиции авторов. Так буквально хоронятся те исторические традиции, какие сформировали портрет русской православной государственности. Так Церковь и оказывается «отставленной» от политики.
Кроме того, нередко исследования по затронутой нами проблеме носят излишне фрагментарный характер. Существует как бы отдельно тема монархической формы правления, отдельно тема папизма. Где-то изолированно от них рассматривается практика организации Вселенских Соборов, а параллельно с ней вопросы канонического права. Не хватает главного – комплексного исследования всех сторон жизнедеятельности Церкви периода православных императоров. Было бы излишне самоуверенно говорить, что все эти аспекты в адекватной степени нашли свое отражение в предложенном автором этих строк исследовании. Но, наверное, подчас лучше и полезнее не столько сформулировать безапелляционные выводы, чем натолкнуть читателя на мысль, предлагая ему пуститься в плавание по древнему океану истории, отдаться изучению отношений, рожденных политическим гением Церкви, ее универсальной природой.

Обратить внимание на неповторимую красоту и величественность имперской государственности тех, уже ушедших веков. Настроиться на ту особенную жертвенность во имя высшей идеи, которая пронизывает весь уклад личной и общественной жизни Византии и России. Как нюансирована она, насколько неизмеримо богаче тех убогих картин, какими нас пичкали со времен школьных и вузовских учебников и весьма сходных с ними по качеству исследования – увы — многих монографических работ! И если автору удастся увлечь читателя, заронить в нем интерес к нашей истории, то задача, которую он ставил перед собой, будет во многом выполненной.
В заключение автор хотел бы выразить свою искреннюю признательность издателю этой книги, моей жене Наталье Величко, а также людям, высказавшим по ходу работы ценные замечания и советы: протоиерею Валентину Асмусу, Михаилу Борисовичу Смолину, Вячеславу Игоревичу Иванову, Александру Владимировичу Коновалову.

Введение

Вглядываясь в страницы прошлого, изучая историю Церкви, неизменно сталкиваешься с явлением, которое по оценке историков выступает неким диссонансом на фоне становления и тысячелетнего развития православной государственности, «симфонии» духовной и светской властей, христианских святителей и православных императоров. Речь идет об искажениях, которыми, как считается, была богата церковно – государственная жизнь Византии и России, а именно о цезаропапизме.
«Отношения, в какие становились византийские императоры к Церкви, — писал, в частности, о Византии известный русский византинист и историк А.П. Лебедев (1845 – 1906), — на языке западных писателей обыкновенно называют цезаропапизмом. Это означает, что указанные писатели находят в положении Византийско – восточной Церкви самые ненормальные отношения между Церковью и государством, при которых императоры выражают себя как полновластные главы и владыки Церкви, при которых иначе сказать они являются вместе царями и первосвященниками». Далее историк  высказывает мысль, согласно которой нормальные отношения между государем и Церковью нередко переходили в ненормальные, когда «императоры в религиозных делах брали на себя более, чем сколько того требовали благо Церкви и польза ее, и… забывалось истинное понятие об императоре как члене Церкви, подчиненном голосу пастырей в вопросах веры». Лебедев видел причину этого положения вещей в стремлении византийских императоров признаваться главой Церкви.
Общий вывод, который делает Лебедев, впрочем, не он один, нелицеприятен: «Византийская Церковь много терпела от деспотизма императоров». Но этот тезис способен вызвать лишь удивление: Церковь немало терпела и от патриархов, если мы перейдем «на лица», да и много от кого еще. И что это объясняет? Или претензии византийских автократоров носили принципиально иной характер, были настолько дерзки и амбициозны, что должны быть выделены в отдельный ряд?
Сложность ответа на этот вопрос, помимо прочих обстоятельств, обусловлена тем, что пресловутый византийский «цезаропапизм», равно как и русский, сложился в качестве устойчивой традиции церковно — государственных отношений в лучшие времена истории Церкви. Это были наиболее блистательные периоды существования православных государств, когда империи ради сохранения чистоты Православия жертвовали многими политически выгодами и даже территориями. Более того, именно во времена так называемого цезаропапизма в Византии сложилась и наполнялась содержанием доктрина «симфония властей», столь часто и обоснованно волнующая умы православных публицистов и ранее, и сегодня. Этот вывод неизбежно возникает на основе мнений некоторых авторов, которые приводятся авторитетным византинистом А.А. Васильевым (1867 – 1953).

Согласно им, становление цезаропапизма следует отнести к периоду царствования св. императора Юстиниана Великого (527-565). А другой, не менее известный исследователь, И.И. Соколов (1865-1939) признавал родоначальником цезаропапизма императора Льва III Исавра (717-741), провозгласившего в знаменитой Эклоге, что царь есть епископ Церкви, его воля – канон для Церкви, а царский закон есть откровение Самого Бога5. Третьи авторы склонны относить становление цезаропапизма в Византии к временам св. Феодосия II Младшего (408-450).

скачать и читать полностью 195 стр. Церковь и император в византийской и русской истории